День летнего солнцестояния был на исходе. В половине одиннадцатого вечера Снусмумрик кончил строить шалаш из еловых веток для своих двадцати четырех малышей. В то же самое время на другом конце леса Муми-тролль и фрекен Снорк замерли на месте, прислушиваясь.
Колокольчик, звеневший в тумане, умолк. Лес спал, а маленький домик печально смотрел на них своими черными окошками.
В домике сидела Филифьонка и слушала, как тикали часы; время шло. Иногда она подходила к окну и вглядывалась в светлую ночь, и тогда колокольчик, украшавший кончик ее колпачка, позвякивал. Обычно звон колокольчика подбадривал Филифьонку, но нынешним вечером он только усиливал ее тоску. Она тяжело вздыхала, ходила взад и вперед, садилась и снова вставала.
Она поставила на стол тарелки, три стакана и букет цветов, а на плите стоял кекс, совершенно почерневший от ожидания.
Филифьонка взглянула на часы и гирлянды листьев над дверью, потом посмотрела на себя в зеркало, оперлась руками о стол и заплакала. Колпачок съехал ей на лоб, так что колокольчик звякнул (всего один печальный звук), и слезы медленно закапали в пустую тарелку.
Не всегда легко быть филифьонкой.
И вот тогда кто-то постучал в дверь.
Филифьонка встрепенулась, вытерла слезы и открыла дверь.
- О... - разочарованно протянула она.
- С праздником, с Ивановым днем! - сказала фрекен Снорк.
- Спасибо, - смущенно ответила Филифьонка. - Спасибо, вы очень любезны. Доброго и вам праздника!
- Мы зашли только спросить об одном доме, вернее, не появлялся ли здесь в последнее время некий театр? - спросил Муми-тролль.
- Театр? - подозрительно переспросила Филифьонка. - Нет, наоборот, ничего похожего...
Наступило молчание.
- Ну тогда мы пошли, - сказал Муми-тролль.
Фрекен Снорк взглянула на накрытый стол и на гирлянды над дверью.
- Желаем хорошо отпраздновать сегодняшний день, - доброжелательно сказала она.
Тут лицо Филифьонки сморщилось, и она снова расплакалась.
- Не будет никакого праздника, - всхлипывала она. - Пирог сохнет, цветы увядают, время идет, и никто не приходит. Они и в этом году не придут! У них нет никаких родственных чувств!
- Кто не приходит? - сочувственно спросил Муми-тролль.
- Мой дядюшка и его жена! - воскликнула Филифьонка. - Я каждое лето посылаю им открытки с приглашением на праздник летнего солнцестояния, а они все не приходят и не приходят.
- Тогда пригласи кого-нибудь другого, - предложил Муми-тролль.
- А у меня других родственников нет, - ответила Филифьонка. - И разве это не мой долг - приглашать родных на обед в праздничные дни?
- Значит, сама-то ты не находишь в этом удовольствия? - спросила фрекен Снорк.
- Конечно, нет, - устало ответила Филифьонка, присаживаясь к столу. - Мой дядюшка и его жена вовсе не симпатичные.
Муми-тролль и фрекен Снорк присели возле нее.
- Может, им тоже в этом мало радости? - предположила фрекен Снорк. - А вместо них ты не можешь пригласить нас, ведь мы такие симпатичные?!
- Неужели? - удивилась Филифьонка.
Видно было, что она призадумалась.
Вдруг кисточка на ее колпачке приподнялась, и колокольчик весело зазвенел.
- И верно, - медленно сказала она, - совсем необязательно их приглашать, если никому из нас это не доставляет удовольствия. Не правда ли?
- Конечно, необязательно, - поддержала ее фрекен Снорк.
- И никто не огорчится, если я остаток своей жизни буду праздновать с кем захочется? Пусть они мне даже не родственники?
- Никому и в голову не придет огорчаться, - заверил ее Муми-тролль.
И Филифьонка просияла, словно сбросила с души огромную тяжесть.
- И как же все просто, - сказала она. - И как прекрасно! Теперь мы впервые в моей жизни весело отметим день летнего солнцестояния. И отметим его на славу! Ах, какие вы милые, какие милые, что придумали такой интересный праздник!
День летнего солнцестояния получился настолько интересный, что Филифьонка и мечтать об этом не могла.
- Выпьем за папу и маму! - произнес Муми-тролль и осушил свой стакан. (Как раз в эту минуту Муми-папа на борту плавучего театра предложил тост за своего сына. "За возвращение Муми-тролля! - торжественно произнес он. - За фрекен Снорк и малютку Мю!")
Все были сыты и довольны.
- А теперь давайте разожжем костер в честь праздника, - предложила Филифьонка.
Она загасила лампу и сунула в карман спички.
Небо было еще такое светлое, что можно было различить каждую былинку на земле. За верхушками елей, куда только что закатилось солнце, замешкалась в ожидании следующего дня алая полоска.
Они побрели через примолкший лес и вышли на заливные луга, где белая ночь была еще светлее.
- Как странно пахнут нынче ночью цветы! - сказала Филифьонка.
Едва ощутимый запах горелой резины тянулся над лугами. Наэлектризованная трава потрескивала.
- Пахнет хатифнаттами, - удивленно сказал Муми-тролль. - Но обычно в это время года они уплывают под парусами в морское путешествие. Правда?
Тут фрекен Снорк обо что-то споткнулась.
- "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРЫГАТЬ!" - прочитала она.
- Какая ерунда! Глядите, здесь полно табличек, до которых больше никому нет дела.
- Как удивительно, что все разрешается! - воскликнула Филифьонка. - Ну и ночь! А не сжечь ли нам эти таблички? Не устроить ли из них праздничный костер и не поплясать ли вокруг него, пока все не сгорит?
И летний костер запылал! Огонь с ревом набрасывался на таблички с надписями "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПЕТЬ", "ЗАПРЕЩАЕТСЯ СОБИРАТЬ ЦВЕТЫ!", "ЗАПРЕЩАЕТСЯ СИДЕТЬ НА ТРАВЕ!".
Огонь, весело потрескивая, пожирал большие черные буквы, и снопы искр взметались к бледному ночному небу. Густой дым клубами вился над полями и белыми коврами повисал в воздухе. Филифьонка запела. Она разгребала веткой горящие угли и танцевала у костра на своих худущих ногах.
- Никаких дядюшек! Никаких тетушек! Никогда, никогда! Вимбели-бамбели-бю!
Муми-тролль и фрекен Снорк сидели рядом, любуясь костром.
- Как ты думаешь, что делает в эту минуту моя мама? - спросил Муми-тролль.
- Конечно, празднует, - ответила фрекен Снорк.
Таблички горели, и к небу взлетали фейерверки искр, а Филифьонка кричала:
- Ура!
- Я скоро усну, - признался Муми-тролль. - Значит, нужно собрать девять разных цветочков?
- Девять, - подтвердила фрекен Снорк. - И поклянись, что не произнесешь ни слова.
Муми-тролль торжественно кивнул головой. Он сделал несколько выразительных жестов, означавших "спокойной ночи, увидимся завтра утром", и зашлепал по мокрой от росы траве.
- Я тоже хочу собирать цветы, - сказала Филифьонка. Она выскочила прямо из дыма, вся в саже, но довольная. - Я тоже хочу с вами ворожить. Сколько ты знаешь колдовских заклинаний?
- Я знаю одно страшное колдовство, которым занимаются в ночь летнего солнцестояния, - прошептала фрекен Снорк. - Это колдовство такое страшное, что у него даже нет названия.
- Сегодня ночью я способна на что угодно, - заявила Филифьонка и горделиво зазвенела колокольчиком.
Фрекен Снорк огляделась по сторонам.
Затем она наклонилась вперед я прошептала Филифьонке в самое ухо:
- Сначала надо обернуться семь раз вокруг себя, бормоча заклинание и стуча ногами по земле. Затем надо, пятясь, дойти до колодца и заглянуть в него. И тогда можно увидеть в воде своего суженого, ну того, на ком ты женишься!
- А как его оттуда вытащить? - спросила потрясенная Филифьонка.
- Фу ты, там же только его лицо, - пояснила фрекен Снорк. - Лишь его отражение! Но сначала надо собрать девять разных цветочков. Раз, два, три! И если ты скажешь сейчас хоть слово, ты никогда не выйдешь замуж!
Костер медленно угасал, превращаясь в тлеющие угли, над полями начал носиться утренний ветерок, а фрекен Снорк и Филифьонка все собирали свои волшебные букеты. Иногда они посматривали друг на друга и смеялись, потому что это не запрещалось. Вдруг они увидели колодец.
Филифьонка пошевелила ушами.
Фрекен Снорк кивнула. От страха у нее побелела мордочка.
Они принялись что-то бормотать и выписывать круги, притоптывая ногами. Седьмой круг был самым долгим, потому что теперь им стало по-настоящему жутко. Но если ух начал ворожить в ночь на Иванов день, то надо продолжать, а то еще неизвестно, чем все кончится.
С бьющимся сердцем, пятясь, подошли они к колодцу и остановились.
Фрекен Снорк взяла Филифьонку за лапу.
Солнечная полоска на востоке стала шире, а дым от костра окрасился в нежный розовый цвет.
Быстро обернувшись, они поглядели в воду.
Они увидели самих себя, край колодца и посветлевшее небо.
Дрожа, они стали ждать. Они ждали долго.
И вдруг - нет, даже страшно сказать! - вдруг они увидели, как громадная голова вынырнула рядом с их отражением в воде. Голова какого-то хемуля!
То был злой и ужасно уродливый хемуль в полицейской фуражке!
В тот самый миг, когда Муми-тролль срывал свой девятый цветок, он услышал отчаянный крик. Бросившись бежать, он увидел огромного хемуля, который одной лапой тряс фрекен Снорк, а другой - Филифьонку.
- Ну теперь вы все трое угодите в кутузку! - кричал Хемуль. - Поджигатели! Морровы дети! Попробуйте только сказать, что это не вы сорвали все таблички и сожгли их. Попробуйте, если посмеете!
Но этого они, разумеется, не могли сделать. Ведь они поклялись не произносить ни слова!
